hidden by flowers.
I had two weeks of silence
And the voice in my head
Каникулы прошли в болезни и в работе. Бывшие однокурсницы — а ныне просто прекрасные люди, с которыми я когда-то учился вместе, а теперь вместе пью, а с кем-то и вместе работаю — радуются первой зиме без экзаменов. Искренне и немного неверяще. — Даже не верится, что не надо ничего сдавать! А тебе? — А мне надо сдавать рукопись, мне верится. Да. И вообще, кажется, что это было так давно. Ужасно, ужасно давно. Маленькое здание, зажатое с двух сторон, балкон прямо над тяжелой дверью, чтобы не перепутать, внутренний двор с обшарпанными стенами. Актовый зал не появлялся даже в полнолуние, а библиотеку можно было найти только по карте. Он, конечно, должен быть огромным старинным зданием с бескрайними холлами, хранящими память поколений, уносящимися ввысь потолками, широкими мраморными лестницами, огромными библиотеками. Так мне казалось когда-то, мне до сих пор нравятся старые университеты из фильмов и книг. Мой был не таким. Зато преподавательский состав — с ума сойти. Кто-то был безумно прекрасен, кто-то просто безумен.
And the voice in my head
Каникулы прошли в болезни и в работе. Бывшие однокурсницы — а ныне просто прекрасные люди, с которыми я когда-то учился вместе, а теперь вместе пью, а с кем-то и вместе работаю — радуются первой зиме без экзаменов. Искренне и немного неверяще. — Даже не верится, что не надо ничего сдавать! А тебе? — А мне надо сдавать рукопись, мне верится. Да. И вообще, кажется, что это было так давно. Ужасно, ужасно давно. Маленькое здание, зажатое с двух сторон, балкон прямо над тяжелой дверью, чтобы не перепутать, внутренний двор с обшарпанными стенами. Актовый зал не появлялся даже в полнолуние, а библиотеку можно было найти только по карте. Он, конечно, должен быть огромным старинным зданием с бескрайними холлами, хранящими память поколений, уносящимися ввысь потолками, широкими мраморными лестницами, огромными библиотеками. Так мне казалось когда-то, мне до сих пор нравятся старые университеты из фильмов и книг. Мой был не таким. Зато преподавательский состав — с ума сойти. Кто-то был безумно прекрасен, кто-то просто безумен.
Господи, ну хоть кто-то что-то записал, а не как все хуи и не как некоторые, удалившие приколы первого курса!
Я хранил эти воспоминания среди вороха рассыпающихся в пыль тетрадей. Вы видите, я смотрю аниме про школьников, играющих в теннис, я сканирую полотенца, я почти ничего не пишу. Канцлер, как Вы это сделали?
Прогуглил Ваш твиттер-ник, а Вы тут давали ссылку на картинку на Фотодоме.
Они не вечны, я их рву, потому что рукописи не горят.
Вы гуглили мой твиттер-ник? Прекрасный, мне лестно. Но Вы ведь знали, что я мало пишу. Мало говорю. Мало ем. Мало живу.
Вы гуглили мой твиттер-ник? Прекрасный, мне лестно.
Как видите, я догадалась сделать это не сразу.
Но Вы ведь знали, что я мало пишу. Мало говорю. Мало ем. Мало живу.
Вы так говорите, как будто я от Вас чего-то требую! И потом — вон у вас тут какая внутренняя жизнь! Я теперь буду знать, куда пойду, если мне захочется японских музык.
Нет, но Вы ведь что-то надеетесь увидеть. И я знаю, Ваш интерес искренен.
И жизнь угасающая, прямо скажем.
Вы и так должны были знать, к кому можно пойти, если захочется японских музык! Я палился много раз! Или нет?
Одно дело знать, что человек слушает, и другое — знать, что он выкладывает да ещё сам переводит.